Запись в библиотеку
Я с самого детства любил читать, любил книги. Уважал печатное слово и дорожил им. Такую любовь мне привило моё окружение.
Научившись читать лет в пять, я, состоя в старшей группе детского сада, читал вслух подготовишкам. за что меня очень любила заведующая нашего детского сада.
Конечно же я был записан в городскую библиотеку и числился там лучшим читателем, в своей возрастной категории, разумеется. Все новые поступления книг доставались мне одному из первых. Библиотекари меня тоже обожали - за объединявшую нас любовь к книгам и за аккуратное к ним отношение.
У нас в квартире на полках было более 2000 книг. Сами знаете все эти подписные собрания сочинений, который сейчас ни гроша не стоят - их годами педантично выписывали и собирали наши дедушки и бабушки.
Начав с шеститомника Конан Дойля, я перешел к двадцатидвухтомнику Герберта Уэллса и потом уже не остановился, пока не перечитал всё. Запнулся только на шестнадцатитомнике Джона Голсуорси - его Сага о Форсайтах казалась мне неимоверно скучной. Это вам не Жюль Верн или Виктор Гюго, толстенные книги которых я глотал одну за одной, не отрываясь, пока не дочитывал до конца.
Именно толстые книги я любил за то, что с их героями можно было оставаться подольше. Привыкнуть к герою и тут же с ним расстаться мне казалось слишком драматичным, сродни расставанию с близким другом.
Так я читал, читал и читал книги всё своё детство. И это ещё не считая десятка тематических журналов, которые выписывали все члены нашей дружной семьи, каждый в соответствии со своими интересами.
Мой папа на последние деньги покупал именно книги, я запомнил это его отношение - как именно от держал книгу в ладонях, как смотрел на неё, как бережно перелистывал страницы - в моих детских глазах это было священнодействие. А папа был жрецом неведомой мне религии, служитель Слова.
И сам я потом часто заходил в книжный магазин, чтобы подержать в руках пахнущие типографией новые книги с попадавшимися неразрезанными страницами. Книги, которые мне хотелось купить, если б у меня были на это деньги. В другой раз, когда мы с отцом были в отпуске в Москве, домой мы везли, - угадайте - это несложно, - полный чемодан книг, купленных в столичных магазинах.
2.
Вся эта предыстория только для того, чтобы вы понимали, на что я был готов пойти ради регулярных встреч с хорошими книгами.
Когда я перебрался в Питер, у меня долгое время не было петербургской прописки, а это - обязательное условие для записи в любую библиотеку города. Я попросил своего друга и одноклассника Юру Богатырёва, дать мне свой паспорт чтобы я мог записаться в библиотеку.
Раньше паспорт гражданина СССР представлял из себя простую книжицу из нескольких сложенных вдвое листов, соединенных посередине двумя скрепками. Эти скрепки элементарно разгибались, позволяя страницу с фотографией из моего паспорта вставить в паспорт друга с заветной питерской пропиской. Что я, собственно, и сделал.
Запись в библиотеку прошла почти без проблем, номер паспорта библиотекарь переписал в карточку читателя с той страницы, которая оказалась у него под рукой. Меня записали как Богатырёва Юру и единственная неожиданность состояла в том, что когда бланк карточки был заполнен, мне дали его на подпись, а я к этому совершенно не подготовился, и потому, немного растерявшись, написал в карточке первое, что пришло в голову - три начальные буквы фамилии друга. Вышла очень нескромная подпись: "Бог!" И такой росчерк в конце. Со временем я понял, конечно, Кто всё время стоял у меня за спиной, пока я проходил свои опыты с жизнью...
Целый год я получал удовольствие, посещая эту без всякой натяжки замечательную библиотеку неподалеку от Невского проспекта. Она всегда то ли цветом фасада, то ли архитектурой напоминала мне гигантское пирожное, глядящее своими окнами на Фонтанку. Внутри этого здания, кстати, бывшего подворья Троице-Сергиевой Лавры в Петербурге, находился целый мир - читальный зал и абонемент - с собственной культурой, традициями и присущей именно Питеру атмосферой.
И в этом заповеднике культуры водились особые люди – Читатели. Они, как члены неведомого ордена или, лучше сказать, братства, были погружены в мир поиска, обладания и созерцания знаний. Искатели некоей загадочной Истины, они по одному или группами рылись в каталогах, шепотом увлеченно обсуждали и спорили в коридорах, перелистывали подшивки газет и журналов, обкладывались стопками книг и что-то из них выписывали или увлеченно читали, сидя с поджатыми под себя ногами на широких подоконниках.
Целый год, повторюсь, я безпрепятственно брал книги, а через двенадцать месяцев мне сказали, что нужно пройти перерегистрацию. Я тянул с этим, сколько мог, пока библиотекарь в очередное моё посещение сказала, что все сроки прошли и она не может больше выдать мне книги.
3.
Что было делать? Страсть к чтению толкала меня на старое. Снова прошу у друга паспорт, снова подменяю страницы, снова разгибание скрепок и их аккуратное загибание.
На этот раз ситуация сильно усложнилась. Я не запомнил с какой именно страницы администратор списал в карточку номер паспорта. Ведь у меня под моей фотографией был один номер а во всем остальном паспорте номер был другим! Какой именно из них был указан в моём библиотечном бланке я не знал...
Скрепя сердце я приехал в библиотеку и переступил, словно Цезарь - Рубикон, порог кабинета, представлявший собой узкую, вытянутую в длину комнату со столами, стоящими слева и справа. И только в самом конце этого кабинета сидела мисс регистратор!
Обречённо прошёл я сквозь строй столов с другими сотрудниками, мне казалось, что все они в этот момент смотрят на меня пристально, строго думая: "А совесть у тебя есть, гражданин читатель?" Присел к регистратору, положил состряпанный паспорт на стол. Вздохнул. Она привычным движением взяла его своими длинными пальцами с красивым маникюром, раскрыла и застучала по клавишам...
- Место работы не изменилось?
- Нет.
- Место жительства не изменилось?
- Нет.
- Номер паспорта...
И тут глаза регистратора округлились! Она поочерёдно перелистывая страницу туда-сюда смотрела то на страницу с моей фотографией, то на страницу с фамилией друга, то в экран компьютера и так по кругу несколько раз. Грудь её под розовым вязанным свитерочком начала заметно вздыматься от волнения, дыхание участилось, на белых щеках сквозь тональный крем проступил румянец.
Наконец она подняла своё ухоженное лицо, зрачки её были расширены. Она посмотрела мне в глаза, накрашенные ресницы дрогнули один раз и она полушёпотом, обращаясь ко мне, или ко всему мирозданию в целом, произнесла:
- Этого не может быть...
3.
Физически стало слышно как как в её голове щелкают на одном месте застрявшие шестеренки. Я за это время уже прикинул, за сколько прыжков смогу добраться до двери, выхватив из её рук свой паспорт, если она поднимет шум и вызывет охрану. Моё воображение работало тоже на всю катушку, андреналин заставлял подрагивать руки и весь я был одной сжатой пружиной, готовой распрямиться в одну секунду! И пунктирная ярко-жёлтая линия со стрелой на конце уже была мысленно проведена через весь кабинет к заветной двери. Я смотрел, не отрываясь в её широко раскрытые глаза.
- Не может быть, - снова повторила она.
- Мо-жет! - вдруг сказал я твёрдо, произнеся слово по слогам, и не отводя при этом взгляда.
В её мозгу что-то шевельнулось. По лицу пробежал светлый луч. Шестерёнки в последний раз щёлкнули, стали на место и закрутились как обычно. Она вновь превратилась в скучающего администратора, делающего свою рутинную работу.
Перелистнув паспорт на страницу с фамилией, она сверила номер с данными в компьютере и изящно щёлкнув указательным пальцем по большой клавише, отправила карточку на печать. Поразительно, но у меня на глазах её сознание вытеснило травмирующие факты, нарушающие картину мира, в подсознание, моментально начисто об этом позабыв!
4.
Я стоял, опершись на гранит набережной реки Фонтанки и держал в руках заветное светло-коричневое удостоверение читателя, размышляя при этом, стоит ли моя любовь к книгам таких испытаний и готов ли я через год вновь заявиться в этот кабинет.
Впрочем, вскоре всё забылось, жизнь потекла своим чередом, как переливающаяся отражёнными цветными огнями вода Фонтанки. Через год у меня появилась прописка, и я смог записаться в Российскую Национальную библиотеку на Парке Победы, чья архитектура всегда напоминала мне храм.
Но на смену бумаге уже приходила иная эпоха, с абсолютно другими возможностями по доступности и скорости поиска нужной информации. И в этой эпохе бумажные книги из насущной необходимости понемногу превратились в ритуальные принадлежности.